Никто не забыт, и ничто не забыто

      Моя бабушка, Боровикова Галина Александровна, – блокадница. С самого раннего детства я помню, как у нас собирались её друзья. Они вспоминали прошлое и свой любимый город на Неве.
     Слушая их рассказы, я живо представляла то время. Истории яркими картинами вырисовывались перед глазами.
     Лето 1941 года застало бабушку и её семью на даче под Ленинградом. Ужасная весть о начале войны, переданная по уличному репродуктору, висела в воздухе. Люди, растерянные и испуганные, стояли вокруг точки вещания. Взрослые тревожно переглядывались. Дети ещё не до конца понимали, что случилось. Кто-то начинает плакать…
     В то время ещё не верилось, что враг так быстро приблизится к городу. Все думали, что скоро его остановят, и все кончится. Но вышло по-другому.
Прадедушка едва забрал семью с дачи, как в поселок уже ворвались немцы. Спешная погрузка, бабушка, её родители, брат, соседи, соседи… Грузовик отъезжает, а с другой стороны уже видны вражеские танки… Страшно. Но тогда они успели, вернулись в Ленинград. И вскоре началась блокада.
      Первое время работала школа, детей старались подкормить. Позже стало совсем туго. Учеников распустили по домам, а в здании школы разместили госпиталь.
Ленинградцы работали на заводах, рыли окопы и возводили оборонительные сооружения. Дети не отставали от взрослых, бабушка рассказывала, как они со старшим  братом дежурили на крышах, собирали зажигательные снаряды и тушили их в ящиках с песком. Налет, вой сирен, мечущиеся по небу лучи прожекторов, тяжелый гул моторов, а затем свист падающих бомб и взрывы. Надо бежать вниз в бомбоубежище, но они бегут наверх, чтобы не допустить пожаров и не дать врагу ориентир…
     Вскоре зима с её холодом и голодом обрушилась на голод, усугубив и без того невыносимую жизнь горожан. В Ленинграде раньше было всегда тепло зимой, но в тот год она была просто лютой! Выпало очень много снега, но его не чистили.  Некому было.
Представьте себе, девятилетняя девочка, маленькая и истощенная от голода, идет по узкой тропинке среди сугробов. Моя бабушка везла тогда на санках бидон. Путь её вел к Неве. Там ей нужно набрать в проруби воды и привезти домой. Шла и не знала, вернется ли, хватит ли сил, а дома все ли останутся живы, не упадет ли бомба на их дом.
На улицах лежали трупы. Много людей умерло… На пути попадается пожилой человек, тоже с санками. На них – завернутое тело, жена или дочка, страшно…
     Девочка знает, что надо отстоять в очереди и отоварить карточки, ведь больше некому: родители работают, даже ночуют на работе. Блокадная норма: защитники - 400 граммов, работающие - 250 граммов, неработающие, дети – 125 граммов в сутки…А хлеб  совсем не такой, что сейчас у нас, ведь в него добавляли опилки, клей, и совсем мало – муки. Если отрезать ту норму хлеба от буханки, это так мало. Но эта норма на весь день, больше ничего не будет.
     Холодно…бабушка с братом сидят возле буржуйки, закутавшись в одеяло, и вспоминают, кто и что не доел до войны.
    Было очень трудно, но они выжили, а весной, уже в марте, их эвакуировали по «Дороге Жизни», через Ладогу. Начался обстрел, бабушкин отец чудом вытащил их из тонущей машины. Его не призвали, хотя он и просился. Он был геофизиком, разведывал металлосодержащие месторождения. Металл тогда был стратегическим сырьем, очень нужным для страны. Снаряды, броня, танки. Всё для фронта, все для Победы!
     Находясь в тылу, бабушка три раза бежала на фронт, желая помочь в борьбе за общую Родину. Её снимали с поезда и возвращали домой. Можно представить, что чувствовала её мама: и бьёт, и плачет, и прижимает к себе.
     Они выжили, выстояли, победили!
Я начала по-настоящему понимать, почему встречи и беседы блокадников часто заканчивались радостными возгласами, криками «ура», а иногда и слезами. Но мы никогда не сможем полностью понять людей, переживших такое бедствие, но можем точно сказать, что будем вечно благодарны им и тем смелым людям, которые отстояли нашу страну и подарили нам свободу!

Хожина Катя